Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях — то начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки
девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
Как они делают, бог их ведает: кажется, и не очень мудреные вещи
говорят, а
девица то и дело качается на стуле от смеха; статский же советник бог знает что расскажет: или поведет речь о том, что Россия очень пространное государство, или отпустит комплимент, который, конечно, выдуман не без остроумия, но от него ужасно пахнет книгою; если же скажет что-нибудь смешное, то сам несравненно больше смеется, чем та, которая его слушает.
«Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да сядь ко мне». —
«Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно,
Поговорим о старине». —
«О чем же, Таня? Я, бывало,
Хранила в памяти не мало
Старинных былей, небылиц
Про злых духов и про
девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…» — «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда...
А потом опять утешится, на вас она все надеется:
говорит, что вы теперь ей помощник и что она где-нибудь немного денег займет и поедет в свой город, со мною, и пансион для благородных
девиц заведет, а меня возьмет надзирательницей, и начнется у нас совсем новая, прекрасная жизнь, и целует меня, обнимает, утешает, и ведь так верит! так верит фантазиям-то!
— Он был не в себе вчера, — задумчиво проговорил Разумихин. — Если бы вы знали, что он там натворил вчера в трактире, хоть и умно… гм! О каком-то покойнике и о какой-то
девице он действительно мне что-то
говорил вчера, когда мы шли домой, но я не понял ни слова… А впрочем, и я сам вчера…
— Я
говорю про этих стриженых девок, — продолжал словоохотливый Илья Петрович, — я прозвал их сам от себя повивальными бабками и нахожу, что прозвание совершенно удовлетворительно. Хе! хе! Лезут в академию, учатся анатомии; ну скажите, я вот заболею, ну позову ли я
девицу лечить себя? Хе! хе!
— Ну, так я вас особенно попрошу остаться здесь, с нами, и не оставлять меня наедине с этой…
девицей. Дело пустяшное, а выведут бог знает что. Я не хочу, чтобы Раскольников там передал… Понимаете, про что я
говорю?
Родительница его, из фамилии Колязиных, в
девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту,
говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом, жила в свое удовольствие.
— С неделю тому назад сижу я в городском саду с милой
девицей, поздно уже, тихо, луна катится в небе, облака бегут, листья падают с деревьев в тень и свет на земле;
девица, подруга детских дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я — утешаю ее: брось,
говорю, перестань! Покаяния двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
Эта
девица, не очень умея
говорить дерзости,
говорила их всегда и всем.
Варвара никогда не
говорила с ним в таком тоне; он был уверен, что она смотрит на него все еще так, как смотрела, будучи
девицей. Когда же и почему изменился ее взгляд? Он вспомнил, что за несколько недель до этого дня жена, проводив гостей, устало позевнув, спросила...
— Кукла, которой жалко играть, — сказал о ней Макаров небрежно, как всегда
говорил о
девицах.
— Все одобряют, — сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа. К хозяйству относится небрежно, как прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня с ней. «Не хотите ли,
говорит, взять
девицу, хорошую, но равнодушную к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная баба. С ней — интересно. И, знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
Возвратилась Агафья со своей заместительницей.
Девица оказалась толстенькой, румянощекой, курносой, круглые глаза — неясны, точно покрыты какой-то голубоватой пылью;
говоря, она часто облизывала пухлые губы кончиком языка, голосок у нее тихий, мягкий. Она понравилась Самгину.
Клим присел на край стола, разглядывая Дронова; в спокойном тоне, которым он
говорил о Рите, Клим слышал нечто подозрительное. Тогда, очень дружески и притворяясь наивным, он стал подробно расспрашивать о
девице, а к Дронову возвратилась его хвастливость, и через минуту Клим почувствовал желание крикнуть ему...
—
Девицы любят кисло-сладкое, — сказал Макаров и сам, должно быть, сконфузясь неудачной выходки, стал усиленно сдувать пепел с папиросы. Лидия не ответила ему. В том, что она
говорила, Клим слышал ее желание задеть кого-то и неожиданно почувствовал задетым себя, когда она задорно сказала...
— Мне твоя мамаша деньги платила не затем, чтобы правду тебе
говорить, а чтоб ты с уличными
девицами не гулял, не заразился бы.
Девица Анна Обоимова оказалась маленькой, толстенькой, с желтым лицом и, видимо, очарованной чем-то: в ее бесцветных глазах неистребимо застыла мягкая, радостная улыбочка, дряблые губы однообразно растягивались и сжимались бантиком, —
говорила она обо всем вполголоса, как о тайном и приятном; умильная улыбка не исчезла с лица ее и тогда, когда
девица сообщила Самгину...
Манере Туробоева
говорить Клим завидовал почти до ненависти к нему. Туробоев называл идеи «
девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи требуют чувства веры значительно больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные книги?
— Вдруг — идете вы с таким вот щучьим лицом, как сейчас. «Эх, думаю, пожалуй, не то
говорю я Анюте, а вот этот — знает, что надо сказать». Что бы вы, Самгин, сказали такой
девице, а?
— Избит, но — ничего опасного нет, кости — целы. Скрывает, кто бил и где, — вероятно, в публичном, у
девиц. Двое суток не
говорил — кто он, но вчера я пригрозил ему заявить полиции, я же обязан! Приходит юноша, избитый почти до потери сознания, ну и… Время, знаете, требует… ясности!
Самгин отметил, что она
говорит о муже тоном
девицы из зажиточной мещанской семьи, как будто она до замужества жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного купца в губернию и вот благодарно, с гордостью вспоминает о своей удаче. Он внимательно вслушивался: не звучит ли в словах ее скрытая ирония?
Он был не очень уверен в своей профессиональной ловкости и проницательности, а после визита к
девице Обоимовой у него явилось опасение, что Марина может скомпрометировать его, запутав в какое-нибудь темное дело. Он стал замечать, что, относясь к нему все более дружески, Марина вместе с тем постепенно ставит его в позицию служащего, редко советуясь с ним о делах. В конце концов он решил серьезно
поговорить с нею обо всем, что смущало его.
— Марфе Васильевне! — любезно улыбаясь,
говорил Тит Никоныч, — я очень счастлив, что вам нравится, — вы знаток. Ваш вкус мне порукой, что этот подарок будет благосклонно принят дорогой новорожденной к ее свадьбе. Какая отменная
девица! Поглядите, эти розы, можно сказать, суть ее живое подобие. Она будет видеть в зеркале свое пленительное личико, а купидоны ей будут улыбаться…
Затем умер вскорости и отец
девицы,
говорят, от горести, которая и вызвала второй удар, однако не раньше как через три месяца.
Утверждали (Андроников,
говорят, слышал от самой Катерины Николавны), что, напротив, Версилов, прежде еще, то есть до начала чувств молодой
девицы, предлагал свою любовь Катерине Николавне; что та, бывшая его другом, даже экзальтированная им некоторое время, но постоянно ему не верившая и противоречившая, встретила это объяснение Версилова с чрезвычайною ненавистью и ядовито осмеяла его.
Быть может, непристойно
девице так откровенно
говорить с мужчиной, но, признаюсь вам, если бы мне было дозволено иметь какие-то желания, я хотела бы одного: вонзить ему в сердце нож, но только отвернувшись, из страха, что от его отвратительного взгляда задрожит моя рука и замрет мое мужество.
Расхохоталась даже Оля, только злобно так, а господин-то этот, смотрю, за руку ее берет, руку к сердцу притягивает: «Я,
говорит, сударыня, и сам при собственном капитале состою, и всегда бы мог прекрасной
девице предложить, но лучше,
говорит, я прежде у ней только миленькую ручку поцелую…» — и тянет, вижу, целовать руку.
Чтобы окончательно развеселить собравшееся за чаем общество, Виктор Васильич принялся рассказывать какой-то необыкновенный анекдот про Ивана Яковлича и кончил тем, что Марья Степановна не позволила ему досказать все до конца, потому что весь анекдот сводился на очень пикантные подробности, о которых было неудобно
говорить в присутствии
девиц.
Со злобным смешком
говорили потом во всем городе, что рассказ, может быть, не совсем был точен, именно в том месте, где офицер отпустил от себя
девицу «будто бы только с почтительным поклоном».
Давеча отец
говорил, что я по нескольку тысяч платил за обольщение
девиц.
В одно прекрасное утро моя старая
девица, не
говоря худого слова, велела оседлать себе лошадь и отправилась к Татьяне Борисовне.
Она
говорила очень мало, как вообще все уездные
девицы, но в ней по крайней мере я не замечал желанья сказать что-нибудь хорошее, вместе с мучительным чувством пустоты и бессилия; она не вздыхала, словно от избытка неизъяснимых ощущений, не закатывала глаза под лоб, не улыбалась мечтательно и неопределенно.
Красавица Купава нам,
девицам,
Самим нужна. Отдать, так не с кем будет
Круги водить и вечера сидеть,
И тайности девичьи
говорить.
Подобострастный клиентизм, о котором
говорит девица Вильмот в «Записках» Дашковой и который я сам еще застал — в тех кругах, о которых идет речь, не существовал.
— Пристал ко мне, однажды, купец Завейхвостов, — рассказывал он, — живет,
говорит, тут у нас в переулке
девица Груша — она в канарейках у князя Унеситымоегоре состоит — ах, хороша штучка!
Появление новых гостей не дает разыграться домашней буре. Чередуются Соловкины, Хлопотуновы, Голубовицкие, Покатиловы. Настоящий раут.
Девицы, по обыкновению, ходят обнявшись по зале; дамы засели в гостиной и
говорят друг другу любезности. Но в массе лицемерных приветствий, которыми наполняется гостиная, матушка отлично различает язвительную нотку.
— Молчите вы,
девицы! — окликнула дочерей «сама». — А ты
говори, Аграфена, да поскорее.
— Харитон Артемьич, перестань ты непутевые речи
говорить, только
девиц конфузишь, — попробовала оговорить мужа Анфуса Гавриловна.
— А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, — вот и дружим… Довезла тебя до подъезда, вызвала меня и
говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя в
девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты один голову оставил.
— Ты этого еще не можешь понять, что значит — жениться и что — венчаться, только это — страшная беда, ежели
девица, не венчаясь, дитя родит! Ты это запомни да, как вырастешь, на такие дела
девиц не подбивай, тебе это будет великий грех, а
девица станет несчастна, да и дитя беззаконно, — запомни же, гляди! Ты живи, жалеючи баб, люби их сердечно, а не ради баловства, это я тебе хорошее
говорю!
Кошелев подал докладную записку о вступлении в брак с
девицей Тертышной, и начальство разрешило ему этот брак. Между тем Вукол объяснялся Елене в любви, умоляя ее жить с ним; она тоже искренно клялась в любви и при этом
говорила ему...
Молодой парень, распевая о том, как ловко и легко пройдет он к своей красной
девице, между прочим
говорит...
Это пугливое чувство не могло выносить уже одного присутствия
девицы Клапс, не
говоря об ее педагогических приемах.
Это были
девицы гордые, высокомерные и даже между собой иногда стыдливые; а впрочем, понимавшие друг друга не только с первого слова, но с первого даже взгляда, так что и
говорить много иной раз было бы незачем.
Впрочем, может быть, только одна Лизавета Прокофьевна и тревожилась:
девицы были еще молоды, — хотя народ очень проницательный и иронический, а генерал хоть и проницал (не без туготы, впрочем), но в затруднительных случаях
говорил только: «гм!» и в конце концов возлагал все упования на Лизавету Прокофьевну.
Девицы усмехнулись новой фантазии их фантастической сестрицы и заметили мамаше, что Аглая, пожалуй, еще рассердится, если та пойдет в парк ее отыскивать, и что, наверно, она сидит теперь с книгой на зеленой скамейке, о которой она еще три дня назад
говорила, и за которую чуть не поссорилась с князем Щ., потому что тот не нашел в местоположении этой скамейки ничего особенного.
— Мы бы, —
говорят, — только через одно любопытство знать желали: какие вы порочные приметы в наших
девицах приметили и за что их обегаете?
Когда наступила пора учить его языкам и музыке, Глафира Петровна наняла за бесценок старую
девицу, шведку с заячьими глазами, которая с грехом пополам
говорила по-французски и по-немецки, кое-как играла на фортепиано да, сверх того, отлично солила огурцы.
Надо, —
говорит, — чтобы невинная
девица обошла сперва место то по три зари, да ширп бы она же указала…» Ну, какая у нас в те поры невинная
девица, когда в партии все каторжане да казаки; так золото и не далось.